Руби статуя понравилась с первого взгляда. Она подолгу сидела на веранде, выходящей на площадь, и не отрываясь смотрела на профиль мраморного Александра, стоящего к отелю «Кинросс» боком. Только Элизабет памятник почему-то тревожил: когда он попадался ей на глаза, она смущенно отводила взгляд. Вероятно, причиной тому были глаза Александра: скульптор инкрустировал беломраморные глазные яблоки блестящим черным обсидианом. Жители Кинросса клялись и божились, что взгляд этих глаз неотступно преследует каждого, кто проходит по площади.

Только после того как статую воздвигли на площади, один из рудокопов, орудующих отбойным молотком в семнадцатом тоннеле, вдруг почувствовал, что за ним кто-то наблюдает, и обернулся. И увидел прямо перед собой сэра Александра. Тот протянул руку над плечом онемевшего рудокопа, отломил расшатавшийся обломок породы, повертел его пальцами, под ногтями которых набилась грязь. Тряхнул львиной головой, белоснежные волосы блеснули при свете ламп, кивнул и приподнял надломленные брови.

– Отлично! Прибыльная жила, – произнес сэр Александр и не растворился, а будто быстро откатился назад, не переставляя ноги.

С тех пор его часто видели глубоко в шахтах: он задумчиво брел куда-то, наблюдал за работами, обследовал пробуренные шпуры. Появились приметы: когда он часто появлялся в шахтах, значит, на руднике все в порядке, но когда заглядывал в пробуренные для взрывов шпуры – значит, предупреждал об опасности. Рудокопы его не боялись. Почему-то их успокаивал вид сэра Александра, занятого делом, которое он по-настоящему любил.

Когда Ли спускался в шахту, он всякий раз встречал бывшего опекуна, советчика и друга, а рабочие у копров постоянно видели их гуляющими по горе вдвоем. У Ли вошло в привычку бывать у провала над первым тоннелем, и каждый раз ему составлял компанию Александр.

Так же часто он приходил посидеть с Руби на веранде отеля «Кинросс» и полюбоваться собственной статуей.

Но Элизабет он не являлся никогда.